От Алёнушки до Феи



Название издания: «Московский комсомолец»
Дата выхода: 15.04.2009
Автор(ы): Светлана Микулина


-Лена, среди ваших персонажей были такие, чьи черты характера или коллизии судьбы вам хотелось бы перенести в свою жизнь?

- Нет. Пожалуй всё же нет. Потому что искусство чаще всего исследует непростые , больные, сложные ситуации. Собственную повседневность хочется от такого оградить.

- Вы актриса, работающая в театре юного зрителя. И потому в сказках приходилось играть достаточно – от Алёнушки в «Аленьком цветочке» до Феи в недавней премьере «Синяя  птица». А в детстве в вашем воображении жил свой собственный волшебный герой, которому верили?

-Да, такое было. Правда, его придумала не я, а моя родная тётушка – фронтовичка, женщина со сложной судьбой. Своих детей у неё не было, и с нами, племянниками, она возилась очень трогательно и с любовью. Я в детстве была такой сдобненькой, щекастенькой девчушкой. Что называется, не ущипнёшь, настолько сбитенькая, но тётушка меня всё  равно стремилась сытнее накормить. А чтобы я получше кушала, она нафантазировала для меня Акима, живущего в облаках вместе со своими детишками-чертинишками. Чертинишки на облаках – невероятная абракадабра, конечно! Но дитё есть дитё. Только, бывало, заслушаешься, рот откроешь, а ложка с какой-нибудь кашей – раз, и тебе в рот спикирует. Тётушка умела хитроумно побеждать детское нежелание обедать.

- Актёрские способности, говорят, отчётливо проявляются уже на заре жизни. У вас было так же?

-По-моему, мне иного пути, как в театральное училище, просто не было, потому как физика, химия, математика и прочие серьёзные науки – это то, что проходило абсолютно мимо меня. Учителя, должна сказать, были по этим предметам сильные, так что, скорее всего не они меня своими предметами не заинтересовали, а я ими увлечься не желала. А вот показывать других людей, подмечать их манеры, голос, их индивидуальность я могла действительно недурно. Иногда этим даже дерзко пугала мальчишек-одноклассников. Спрячусь где-нибудь в гардеробе за одеждой, да как заверещу голосом завуча: Петелин, сволочь, опять курил в туалете!

- Ну, наверное, вы не в таких выражениях учителей цитировали?

-Когда как. У нас была в чём-то уникальная школа. В ней поразительно соединялось очень хорошее и совсем не радостное. Два полюса. Середины не было. Хотя, может, это просто свойство памяти – не фиксировать что-то среднее? Были чудесные педагоги вроде Лидии Андреевны Забуги (она была нашей классной и - игра слов – действительно классной учительницей!), были, увы, и те, кому ученики были в принципе неинтересны. В плане зарождения в школьниках чувства неполноценности и неуверенности в себе некоторые педагоги чрезвычайно преуспели. Именно из-за них многие мои сверстники, в особенности мальчишки, даже не пытались поступат в вузы. Шли на заводы, осваивали шофёрские профессии. Педагоги, не любящие детей, чаще всего устанавливают непростительно низкий потолок возможностей.

-Позвольте, ну а вас-то каким чудом этим потолком не задавило?!

- Наверное, я подсознательно не обращала внимания на тех, кто не верил в меня, и наслаждалась обществом учителей вроде Лидии Андреевны, для которых мы, дети, были важны и интересны. А ещё мне сказочно  повезло на встречу с человеком, который злополучный потолок по максимуму, что называется, до небес приподнял. Я занималась во Дворце пионеров у Натальи Иосифовны Сухостав. Легендарная женщина! Она входила в комнату и вносила с собой ощущение другого времени. Иной эпохи. Она даже на уровне ощущений, ароматов была иная, чем весь привычный мир вокруг неё. Дерзко – рыжий перманент. Ярко накрашенные губы. Когда она занималась с нами, то всегда недалеко от неё стояла знаменитая клюка, а ногу она ставила на табурет, за что мы, дети, отчасти обыгрывая её фамилию Сухостав, отчасти из-за того, что она столь опекала свою ногу, за глаза называли её «Сухой сустав». Ещё рядом с нашим педагогом всегда лежал здоровущий такой замок.

- Зачем он ей был нужен?!

- Представьте себе, она бросалась им в тех, кто себя скверно вёл. Могла себе это позволить. Нас, студийцев Дворца пионеров, часто задействовали на разного рода общественных мероприятиях. Когда мы появлялись после них, Наталья Иосифовна насмешливо спрашивала: ну что, отгавкались?
  Она была стопроцентно антисоветским человеком. Что , впрочем, понятно и логично. Ей не за что было любить строй, власть, которые лишили её всего – дома, семьи.
   Театральная студия оказалась единственным местом в мире, где она могла спрятаться от реальности, от ненавистной ей идеологии общества, в котором жила. И она со всей свойственной ей страстью прививала любовь к театру нам, детям. Открывала магию тетра, как места, где есть ВСЁ. Все страсти, и всё мировое счастье, и горе, все костюмы, все ощущения, все страны. Это ощущения театра как отдельной реальности поселила во мне именно Сухостав.
  Это очень важно – встретить в жизни человека, помогающего тебе поверить в себя. Я твердо знаю, что человек собственной волей создаёт себе свою реальность. Это нам  только по наивности может казаться, что всё происходит с нами, случается по воле социума или злой судьбы. На самом деле наши собственные поступки закольцовываются в сюжет пьесы по имени Жизнь. Наш характер –наша судьба. Наталья Иннокентьевна Свищёва,  замечательная журналистка и многолетний завлит ТЮЗа, любила поговорку, что достоинства произрастают из наших недостатков и наоборот. Важно, чтобы дурное не пересилило доброе – вот и всё.

- Но ведь театр мало способствует рождению в актёрских сердцах альтруизма.

-Всё так. Театр –место, где проживает огромное количество искушений. И всё же… Тысячу раз были правы тюзовские старики и корифеи, Киселёв и Росс, когда говорили, что чем больше ты отдаёшь партнёру, тем больше получаешь в ответ. Нельзя стать победителем, непристанно переживая, что тебя кто-то обойдёт на крутом вираже. Да и потом, театр не ралли. Как можно здесь кого-то обойти?! Три человека, играющие один и тот же персонаж, проживают его сценическую жизнь по-своему. Мы разные. Именно в этом сила, прекрасность и привлекательность театра.
  В последнее время я часто играю вместе с Викой Шаниной и ощущаю, как она обогащает меня, как многое не боится отдать.

-ТЮЗ, полагаю, уже сыграл не менее ста спектаклей «Брака по –итальянски», спектакля, за который вы удостоены Государственной премии. Стало ли за это время легче играть Филумену?

-Нет. Каждый раз словно прыжок с высоты. День начинается с волнения и страха, с предощущения события. Но волнение и страх не должны победить. Тайна хорошего спектакля – в концентрации. Это сродни молитве или медитации. Только предельно сконцентрировавшись, можно найти единственно точную интонацию, взгляд, движение. Иногда в ходе спектакля возникают упоительные мгновения, когда зал взят, когда тишина – абсолютна, когда все зрители словно оказываются внутри пьесы, разыгрываемой перед ними. Почти невероятное ощущение, когда ты, актриса Вовненко, присматриваешь за своим персонажем уже не изнутри, а как бы… со стороны. Фантастическое состояние, как коридор, в котором существует твоё сценическое «я»,  щедро расширяется и ты двигаешься по нему просторно, свободно, вольно! Это дорогого стоит! Ведь как получаются самые точные спектакли? Актёры настраиваются на одну волну, возникает единое пространство, единая атмосфера. Эту атмосферу чертовски трудно держать. И иногда в течении даже одного спектакля могут быть и высший пилотаж партнёрского понимания, и размытости, и провалы, когда цепочка размыкается, ослабевает. Лучшие спектакли – атмосферные спектакли, когда партнёры не просто слышат – чувствуют друг друга, ловят эмоции друг друга.

-Полагаю, что этому нельзя научить в театральной школе.

-Можно! Качалов сетовал, что Станиславский ждёт, чтобы он, прикоснувшись в деревянной поверхности, ощутил на своих ладонях не просто росу, а ВЕЧЕРНЮЮ РОСУ. Это и есть классический пример театральной магии. Анатолий Васильев занимался со своей труппой именно этим. Я читала книгу Аллы Демидовой, где она много и искренне пишет о возможностях актёрской энергетики.

-Что является серьёзным комплиментом для вас как для актрисы?

-Мне недавно билетёры рассказывали пленительную для актёрского сердца ситуацию. После спектакля «Стеклянный зверинец» одна из зрительниц с ужасом пробормотала: господи, неужели я такая же?! То есть спектакль «пробил» её настолько, что она, взглянув на себя со стороны, отождествила  себя  с моёй героиней – с женщиной, которая вроде бы всё делает правильно. И говорит вполне разумные вещи: надень шарф, не пей горячее, живи как все люди. Но при этом, говоря вполне здравые мысли, она становится сыновьим кошмаров.

-Какая черта характера мешает вам больше всего?

-Наверное, неуверенность в своих возможностях. У меня не получится! Это ощущение овладевает мною чаще чем бы мне хотелось. «У меня не получится»-мысль, в принципе, не свойственная моему супругу. Здесь мы с ним антиподы.

-Тем не менее вы - антиподы, приближающиеся к серебряной свадьбе. На чём, кроме любви, держится ваш брак?

-На уважении. На доверии друг к другу. Я знаю что этот человек, это т мужчина меня не предаст. Мы через многое прошли за двадцать с лишним лет совместной жизни. Я ведь отдаю себе отчёт, что , читая это интервью, многие не избегут мысли: легко ей рассуждать о профессии, будучи директорской женой.

-А на самом деле директорской женой тире ведущей актрисой быть сложно?

-Сложно. Потому что муж – директор театра, уж не знаю, к счастью или к несчастью, не в состоянии оградить меня от подобных мыслей, и от трудно идущей роли, и от участия в пьесе, которую я не люблю, и от вампиризма или тирании, а от глумливой неприязни кого-то из приглашённых режиссёров. Талантливость режиссёра отнюдь не гарантирует в нём приятного человека, и итальянец Паоло Ланди, относившийся ко всей труппе, занятой в его спектакле, с огромным уважение и симпатией, скорее исключение из правил. Любой актёр подтвердит,  режиссёры бывают сложными, жестокими людьми. И им, режиссёрам, поверьте, нет дела до того, директорская ты жена или ничейная. Они работают с актрисой Вовненко, а не с женой директора Райкова.

-Что вы в жизни не терпите больше всего?

- Конфликты и агрессию. Мне от этого становится физически неуютно.

-ТЮЗ – это театр юного зрителя. Был спектакль, который открыл вам саму себя с непривычной для вас стороны?

-Да, это всё тот же «Брак по – итальянски». Я не ожидала от себя, что могу играть роль со столь сильным героико-драматическим  наполнением. В этой трагикомедии ведь царствует героиня, и её женская суть ощущуается на протяжении всего спектакля. Я вообще чрезвычайно люблю этот спектакль. В нём всё как-то счастливо сложилось,  сплелось. Всё очень точно. Светлана Васильевна Лаврентьева необыкновенно убедительна даже в маленькой роли служанки. Когда мы были в Италии, то видели точно таких же неаполитанок, как её героиня. С пучком волос, крепеньких, невысоких, с точно таким же выражением лица, походкой, замашками, даже туфельками! То есть стопроцентное совпадение! Ну что тут скажешь?! Настоящая народная артистка! Не случайно, когда она в юности играла мальчишек, девчонки писала ей восторженные любовные письма!

-А в каком спектакле приятнее и легче всего импровизировать?

-В «Шуме за сценой». Там такое количество смешных, абсурдных, забавных и фарсовых ситуаций, что поле для импровизации – бесконечное.

-Театр представляется вам в большей степени испытанием или подарком?

-К театру, как мне кажется, надо относиться максимально серьёзно и в то же время с долей лёгкого юмора. Ничто не нужно принимать стопроцентно всерьёз. Жизнь слишком быстротечна.


Назад в раздел