Название издания: Блог «Петербургского театрального журнала» Дата выхода: 03.05.2018 Автор(ы): Андрей Новашов

На афише и в программке спектакля актриса Ирина Протасова в роли Сони печально смотрит в окно, приложив раскрытую ладонь к стеклу. Такая мизансцена есть в спектакле, только героиня, провожая взглядом навсегда уходящего Астрова, стоит в глубине сцены спиной к зрителям, а снимок сделан с противоположной точки: фотограф как будто заглянул в окно. По стеклу, отражающему закатное небо, стекают капли дождя. Пожалуй, именно Соня — главная героиня спектакля Ротенберга.

Слова «непосредственная», «живая», «естественная» давно стали штампами. Но другими Соню Протасовой не опишешь. Лицо девочки-подростка, открытый взгляд, легкое дыхание, мягкие жесты. В начале спектакля прижимает к груди саквояж Астрова, будто маленькая девочка любимую плюшевую игрушку. А прощаясь с ним, обнимает Астрова мертвой хваткой — не как женщина, а как ребенок, который не хочет расставаться с дорогим ему взрослым человеком. «Я его люблю уже шесть лет, люблю больше, чем свою мать», — в саратовском спектакле фраза Сони особенно убедительна. При этом в героине Протасовой нет ничего нарочитого, она играет не собственно детскость, а чистоту.

Соня — гений, дух места. Когда она танцует (это, скорее, импровизированный пластический этюд под блюзовую мелодию), вместе с ней начинают танцевать Войницкий и Телегин. Первый — забыв про раздражение, второй — преодолев неуклюжесть. Без всякого нажима героиня Протасовой меняет не только настроение, но даже пластику тех, кто рядом.

У деревенского доктора Астрова — Алексея Карабанова неаристократичное, крестьянское лицо. Когда Серебряков сетует, что Астров ничего не понимает в медицине, думаешь, что на самом деле герой Карабанова практик, с которым не найти общего языка столичному ученому-теоретику. Даже о сокровенном он говорит впроброс, через смешок. Рассказывая о гибнущем лесе, кладет ладони себе на колени и как будто стесняется грубых мужицких рук.

Войницкий Алексея Ротачкова напоминает персонажей Анатолия Солоницына в фильмах Тарковского: внешне усталый, изможденный, «потертый», но остро реагирующий, саркастичный, обладающий взрывной энергией и даже озорством. Собираясь вручить Елене цветы, сгибается в три погибели и держит букет над головой, надеясь рассмешить женщину, в которую влюблен. С цветами приходит и чтобы услышать о решении Серебрякова продать имение. У героя Ротачкова траурное лицо. Тот же самый букет придает семейному совету сходство с похоронами.

Еще о режиссерских метафорах. Войницкий, Астров и Телегин во время ночной попойки обнаруживают на столе закупоренную бутылку вина. Втроем тянут пробку изо всех сил, но так и не могут открыть. Тогда приносят из соседней комнаты дешевый коньяк. Легкого вина им не пить, как не знать счастливой жизни. Чуть позже это вино найдут Соня и Елена. Соня, действующая напрямик, обернет бутылку простыней, положит в таз, разобьет молотком и разольет вино по бокалам, чтобы выпить на брудершафт. А поведав Елене о неразделенной любви, залпом допьет остатки прямо из медного таза.

Декорация — оштукатуренные желтые стены усадьбы, которые время покрыло живописными разводами, а сверху — травой. В комнатах простая деревянная мебель — старая и некрашеная. Сцену заливает мягкий свет. И костюмы завсегдатаев дома выдержаны в теплых тонах. Герои почти растворяются в сочиненном авторами спектакля пространстве, от которого веет не бренностью, а покоем. Контрастные Серебряков в черном пальто и шляпе и Елена в белом брючном костюме, напротив, диссонируют с этой реальностью и разрушают гармонию. Серебряков Валерия Емельянова, несмотря на недуг, решителен и деятелен. Он ноет и жалуется, преувеличивая физические страдания, потому что абсолютно не совпадает с неподвижным миром старого дома. Из уст героя Емельянова вполне убедительно звучит: «Надо дело делать!»

Противоположность Сони — Елена Виктории Самохиной. Бледное от пудры лицо, на котором резко выделяются красные губы и подведенные черным глаза. Темные волосы, гладко зачесанные назад и забранные в пучок. Скупые жесты. Высокая (применительно к этой роли хочется сказать «удлиненная») и тонкая Самохина в начале спектакля — будто не женщина из плоти и крови, а произведение скульптора-модерниста. Предпочитает распределять себя в пространстве строго горизонтально или строго вертикально. Когда все-таки присаживается, ее пластика остается остраненной.

Но эта роль — не шарж. Елена не притворяется, когда рассказывает о своих ошибках и разочарованиях. Пытаясь вписаться в непривычный мир, носит халат тех же расцветок, что и Соня. Мачеха Елена и падчерица Соня — почти ровесницы. Беспечно болтают, сидя в одинаковых ночных рубахах напротив друг друга, и в этот момент похожи на маленьких девочек-подружек. Героине Самохиной суждено изменить жизнь обитателей усадьбы, но меняется и сама Елена, становясь чуть-чуть теплее и человечнее.

Музыка дает новые измерения спектаклю, поднимает его над временем и пространством. Елена, появившись в усадьбе, ставит пластинку, и звучит олдовый гитарный блюз. А потом и ранний джаз. Это не такой уж анахронизм. К моменту написания «Дяди Вани» граммофон изобретен, и примерно такие блюзы в конце ХIХ века уже исполняли, пусть и на другом конце света. К тому же блюз и джаз — корневая музыка, что вполне рифмуется с миром усадьбы. Как и прописано у Чехова, во время ночной попойки Телегин играет на гитаре. Занятый в этой роли Александр Федоров наигрывает на акустической шестиструнке простенький рок-н-ролл. В нашей стране такую музыку слушало совсем другое потерянное поколение, а упомянутый выше танец обитателей дома невольно отсылает к пьесам Виктора Славкина. Еще о перекличках с 60-ми и 70-ми, существующих, может быть, только в моем сознании: Астров Алексея Карабанова и Телегин Александра Федорова похожи не только на чеховских недотеп, но и на шукшинских чудиков. Последние сцены (после отъезда Серебрякова и Елены) — уже другая реальность, почти потусторонняя. Штора на заднем плане чуть колышется. Кажется, не от ветра, а сама по себе. Эта деталь вызвала в памяти фильмы Тарковского. Свет становится сумрачным, приглушенным, неземным. Действие будто опрокидывается в космос, в вечность.

Источник:
http://ptj.spb.ru/blog/uslyshim-blyuz-uvidim-nebo-valmazax/

Назад в раздел